Сначала кажется, что всё хорошо, потом понимаешь, что вечно это не длится, и вот всё кончилось. Расстаёшься. Терзаешь подушку ночами, досаждаешь по телефону подруге, утешаешься одноразовыми забавами. Забываешь. Внимаешь свободе и отсутствию лишних хлопот. Привыкаешь. Начинаешь страшиться одиночества — убеждаешь себя: не страшно. Убеждена. Свободна. Одна. Но подушку грызть продолжаешь.

На протяжении вот уже пяти лет объектом моего исследования являются женщины среднего возраста, отодвигающие матримониальные и репродуктивные планы в связи с карьерным ростом. Эта важная и актуальная тема, находящаяся в центре дискуссии о женском равноправии в условиях капитализма, на постсоветском пространстве не разработана и даже не названа в качестве проблемы. В условиях жёсткой профессиональной конкуренции и модели социальной политики, при которой женщина, родившая ребёнка, на годы выпадает из профессионального поля, приходится делать непростой выбор: работа или семья и дети.

В фокусе моего внимания находится опыт зрелых гетеросексуальных женщин 30—40 лет, испытывающих беспокойство по поводу отсутствия жизненного партнёра и «тикающих биологических часов». Похоже, в моём случае не я выбирала тему, но тема выбрала меня. Моё исследование во многом автоэтнографично. Я 35-летняя гетеросексуальная женщина, профессионально успешная, не состоящая в браке, не определившаяся с материнством. Разумеется, репродуктивный выбор так или иначе касается всех без исключения людей. Однако я полагаю, что «тикающие биологические часы» геев и лесбиянок — связанный, но всё же отдельный вопрос, поскольку эта категория «отключена» от репродукции, если только не предпринимает специальных мер. Поэтому я буду говорить только о том, что знаю.

Исследуя социальные причины трансформации брачного поведения, я проводила интервью с женщинами среднего возраста, не имеющими спутника жизни, анализировала медийные тексты на тему семьи и романтической любви. И пришла к следующим выводам.

— К тому моменту, когда карьерно успешная женщина социально утвердилась и почувствовала себя готовой к партнёрству и материнству, большинство мужчин соответствующего возраста и класса уже имеют стабильные отношения.

Несмотря на многообразие форм организации личной жизни, принятых в современном обществе, на уровне бытового сознания «нормой» всё ещё считается традиционная семья. Представления о «норме» коренятся в языке и в принятых способах говорить на ту или иную тему. Высказываясь определённым образом, участники коммуникаций выстраивают символические иерархии. Например, когда на встрече однокурсников замужние однокашницы задают вопрос не состоящей в браке, одиночно проживающей женщине: «А ты всё ещё одна? Почему ты не найдёшь кого-нибудь?» — состоящие в партнёрстве женщины позиционируют себя «состоявшимися». А тех, у кого нет партнёра, — «не состоявшимися». Почему так происходит?

Массовая культура тиражирует образ партнёрства как жизненно важную статичную цель. В кино «о любви» до сих пор главенствует традиционный склад событий: он и она встретились, прошли через набор коллизий и наконец соединились, хеппи-энд. О том, что отношения — это процесс, имеющий свою динамику, о том, что люди, связанные партнёрством, не вольны делать всё, что хотят, что они тоже вынуждены платить по счетам, иметь дело с болезнями и смертью, о том, что любой союз не может быть вечен, говорить непопулярно. Чтобы описывать многообразие способов устраивать свою жизнь, необходимы новые слова и понятия. Но язык не поспевает за социальными изменениями. В символическом поле русского языка преобладают две категории для обозначения статуса в интимных отношениях: «замужняя» и «одинокая» женщина. При этом обе нагружены смыслами, часто не соответствующими реальному укладу жизни.

Когда мы говорим о женщинах, не состоящих в браке или не имеющих постоянного партнёра, отрицательная частица «не» конструирует норму (наличие партнёра для женщины) и одновременно создаёт маргинальную идентичность. Однако, если стараться не описывать модель проживания в терминах дефицита, например не переводя с английского нейтральное слово single или используя более корректное, чем определение «одинокая», слово «одиночка», точно описать запрашиваемую модель организации жизни не удастся. Слово «одиночка» может подразумевать женщину, которая никогда не состояла в отношениях, но хочет их создать. Женщину, которая уже была в отношениях, но чей партнёр ушёл или умер. Гетеросексуальную женщину, которая не стремится к партнёрству. Гомосексуальную женщину, не заинтересованную в отношениях с мужчинами или женщинами. Под это определение может попасть и 20-летняя активная участница брачного рынка, и 70-летняя вдова. Отдельного термина, описывающего группу женщин среднего возраста, испытывающих беспокойство от неопределённости с романтическими и репродуктивными планами, до сих пор в русском языке нет. Так в языке фабрикуется зловещий образ женщины, которая «не»…

Поэтому женщины из той когорты, о которой идёт речь, пытаясь отрефлексировать своё место в обществе, часто задаются вопросами «Что со мной не так, если у меня нет мужа?» и «Почему я одна?».

Иерархию, сконструированную по признаку наличия партнёра, поддерживают и медиа. В текстах на тему «брачного и репродуктивного поведения» психологам и социологам нередко адресуются вопросы «В чём причина женского одиночества?» или «Почему сильной женщине сложно найти себе мужчину?».

Подобные вопросы уже содержат представление о том, что иметь партнёра — это естественно, не иметь — плохо. При этом внутреннее психологическое состояние «одиночества» используется в качестве обозначения модели проживания. Однако чувство «одиночества» может переживать человек, окружённый близкими. А одиночно проживающий(ая) может и не испытывать дефицита близости.

Жить одной или жить с кем-то — это два равновеликих опыта. По поводу того, какой способ «легче», имеются различные точки зрения и исследования. К примеру, популярная американская писательница Элизабет Гилберт в бестселлере 2010 года «Законный брак», исследуя трансформацию института семьи, говорит о «дисбалансе полезности брака», при котором по многим показателям женщины, не состоящие в браке, выигрывают у семейных, в то время как у женатых мужчин жизнь складывается удачнее, чем у одиночек.

Вопрос «Почему сильной женщине трудно найти себе мужчину?» воспроизводит сразу две установки патриархатного фольклора: «Притворяйся слабее!» и «Найди мужчину!».

Автор книги «С мужчиной или без», вышедшей в Америке в 2000 году, семейный терапевт Карен Гейл Льюис, исследуя опыт женщин, не имеющих партнёра, говорит о том, что «общество» не только задаёт вопрос одиночке: «Почему ты не замужем?» — но и даёт на него готовые ответы. Эту систему отношений власти Льюис называет «семейным трансом» и выделяет несколько типичных сообщений, с которыми женщины вынуждены иметь дело в течение жизни:

— Найти мужчину!

Эти сексистские афоризмы, по мнению Льюис, фабрикуют миф о том, что в контексте обретения партнёрства женщине достаточно «всего лишь взять ситуацию под контроль». Для этого необходимо следовать традиционным установкам:

— Постоянно что-то предпринимать, чтобы «найти мужчину». Даже если не хочется.

Выполнять эти «инструкции», говорит Льюис, означает подвергать себя депрессии, не доверять своей интуиции и позволять другим определять, что следует чувствовать. Одним словом, это означает предавать себя.

В последнее время на постсоветском пространстве стали весьма популярны всевозможные женские психологические тренинги, курсы «женского самопознания», группы «развития женской привлекательности». Интересно, могут ли эти семинары стать прототипами распространённых на Западе групп взаимопомощи, где участники делятся опытом переживания сложных жизненных ситуаций, психотерапевтических групп, в которых осуществляется поиск собственных потребностей в противовес «ожиданиям общества»? Однако пока целью данной «психологической услуги» является не саморефлексия, а продажа навыков манипулирования, основанных на фольклорных представлениях о том, чего «на самом деле хотят мужчины» и «что такое настоящая женственность».

Вот, например, типичное рекламное объявление:

Жизнь уже сама обо всём позаботилась. Она сделала нас Женщинами, а мужчин сделала Мужчинами.

Очевидно, что семинар не предлагает обрести знания и умения, как сделать свою жизнь удовлетворяющей и наполненной смыслом в отсутствие партнёра. Но обещает научить способам привлечения и удержания мужчины.

Что происходит в случае обретения навыков манипуляции и использования патриархальных рецептов успешного поведения в сфере романтики? Какое сообщение получают мужчины, если женщина следует сексистским заветам?

Вот что говорит мужчина, не связанный партнёрством, давший мне интервью, обобщая свой и чужой опыт общения с женщинами-одиночками среднего возраста:

«Ей нужен не мужик, а его сперма, клетки и деньги. Сначала изображается влюблённость. Потом быстрый «залёт». Рождается ребёнок. Начинаются проблемы. И мужик идёт на фиг, но продолжает оплачивать ей расходы».

Такой обобщённый опыт превращается в фольклор при помощи медиа. В одном из номеров журнала Sexus журналист-мужчина описывает типичные ситуации обмена женской сексуальности на мужские капиталы. В данном случае в качестве капитала выступает сперма как способ обрести материнство и через него благополучную идентичность:

«Я — 36-летняя стареющая баба, которая слишком до сих пор была увлечена работой, а тут вдруг обнаружила, что поезд, в общем-то, уходит и надо бы того, родить. И быстренько через сайт знакомств нахожу какого-то, выпиваю с ним шампанского, чтобы преодолеть коммуникативный барьер, и в койку — детей делать (об оргазме мы что-то слышали, но забыли ещё в школе). Это что, опять секс?»

Мужчине же в медийном пространстве отводится образ не заинтересованного в отношениях и отцовстве человека, а средства достижения благополучия для женщины. Принцип взаимного неуважения — наиболее популярная стратегия говорить на тему отношений в постсоветском обществе. 

Сравним для примера, два сериала о поиске партнёрства у женщин среднего возраста в Америке и в России. Американский называется «Sex and the City», российский — «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво…». Уже само название российского аналога говорит о конструировании неуважительных идентичностей среди участников взаимодействия. Можно предположить, что послание, дискриминирующее как женщин, так и мужчин, которое транслировал российский фильм, во многом не позволило его создателям повторить успех американцев.

Представления о партнёрстве, принимаемые большинством женщин за норму, благодаря неосознаваемой сексистской идеологии часто базируются на нереалистичных ожиданиях, что мужчина возьмёт на себя ответственность за материальное и моральное благополучие. Психолог Карен Гейл Льюис описывает такую позицию как ожидание «безусловной любви». Иначе говоря, мужчина видится не в качестве равного партнёра, а фактически назначается на роль родителя. В противовес этому инфантильному подходу в книге «С мужчиной или без» ключевое понятие, к которому постоянно апеллирует Льюис, — зрелость. Зрелость — это качество, которое диктует необходимость принимать ответственность за свою жизнь. Автор полагает, что делегированием ответственности многие женщины пытаются восполнить дефицит заботы в детско-родительских отношениях. Но для здоровых отношений необходимо разделять потребности себя-ребёнка по отношению к родителям и себя — взрослой женщины по отношению к партнёру.

Приведу фрагмент интервью с 35-летней женщиной, IT-специалистом, не состоящей в отношениях:

«…Родители считают, что главное — побывать замужем. Если ты в разводе и у тебя ребёнок — это неплохо. Но если ты не замужем и родила — это трагедия. Я готовлю себя к мысли, что и в 40 может не получиться встретить вторую половинку. Хотя это и очень грустно. Но я готовлю себя к этой мысли. Потому что я вижу, что к 30 годам у меня не получилось это сделать. Значит, что-то во мне не так… Ты знаешь, раньше меня очень смущало, что я не замужем. А к 30 годам я успокоилась. И очень хорошо себя чувствую. Я могу заниматься тем, чем я хочу. Могу домой приходить, когда мне удобно. Надо мной никто не довлеет. Никто не указывает, как мне жить. Приходится платить за независимость одиночеством. Я не обделена мужским вниманием. Но я не могу найти мужчину для серьёзных отношений. Это же должно возникнуть… Человек должен быть сильнее меня. Характером. Ну не смогу я жить с сантехником…»

Как мы видим, информантка воспроизводит стандартные установки. Взрослая, успешная женщина, с одной стороны, комфортно себя чувствует, проживая одна. С другой, оглядывается на семейные ожидания и говорит о том, что желанный мужчина должен быть сильнее — принимать на себя больше ответственности за отношения.

А вот что пишет в своём блоге успешная художница, которая для нескольких тысяч своих подписчиков в «Живом журнале» является экспертом по вопросам романтических отношений:

«Думаю, что у меня никогда не будет дома на мой вкус. Потому что ни один НОРМАЛЬНЫЙ (не поэт, не художник, не музыкант и т.д.) советский мужчина не хочет жить в синем доме с полосатым полом, красной кухней и разноцветной спальней. А я хочу. Хочу полосатый пол, синие стены, красную посуду, лохматую собаку, орущих детей, красивое платье, длинные волосы, круглый ковёр и фикус на балконе».

Из данного высказывания можно сделать вывод, что автор, во-первых, откладывает организацию личного пространства по своему вкусу до появления жизненного партнёра. А во-вторых, заранее отводит будущему партнёру главенствующую роль в принятии важных решений.

Одной из главных сложностей в жизни одиночки является отсутствие возможности знать наверняка, появится ли партнёр в будущем. Если бы женщины могли точно знать, что у них никогда не будет желанных отношений, возможно, они бы начали проживать полноценную взрослую жизнь прямо сейчас. Льюис приводит такую иллюстрацию. Одна из её клиенток рассказала, что хотела бы слушать дома музыку, но не покупает себе бумбокс: «А вдруг я встречу своего будущего мужа? Наверняка у него будет свой бумбокс. Зачем нам два бумбокса?» Исследовательница делает вывод, что проживание полноценной взрослой жизни теснейшим образом связано с организацией личного пространства. Ожиданием, что «кто-то придёт и всё наладит», многие женщины-одиночки фактически откладывают полноценное проживание собственной жизни.

В условиях капитализма мужчина тоже вынужден «зубами и когтями» карабкаться по карьерной лестнице. При этом эмоции, ранее доступные лишь в традиционной семье, можно получать в корпорациях, использующих идеи и практики «команды» (как большой городской семьи). Так ли привлекательны близость и интимность партнёрства, если в нагрузку к ним прилагается ответственность за материальный и эмоциональный комфорт партнёрши?

В существующем гендерном порядке фокус внимания направлен вовне: значение статуса (то, как нас оценивают окружающие с позиции «бытового мышления») перевешивает самоопределение и личный комфорт. Однако на уровне собственной жизни можно попытаться изменить приоритеты. К примеру, переформулируя вопросы «Почему я одна?», «Что со мной не так?» и «Как найти мужчину?» на «Почему мне плохо одной?».

Материал подготовлен в рамках программы «Гендерная демократия» Фонда им. Генриха Бёлля